|
Проза Атеисты
седьмого дня. Осень. Конец
ноября. + 4 С. Утро. Во-семь сорок пять. Ж/д вокзал. Переход. Торговки
с цветами. Хмурые интеллигенты с пачками скандальных газет и порножурналов.
Качок с перебитым носом, курсирующий вперед-назад. Полусонные, но
уже начинающие стервенеть, доблестные воины ОМОНа в хаки. Бегают
глазки в поисках очередной жертвы, дубинки (в просторечьи - "наташки")
вибрируют, как жало змеи. Мое рабочее место. Пальцы стынут; кажется, я никогда не расчехлю гитару. Нет, удалось. С четвертой попытки. Перекидываю ремень через плечо, свертываю чехол пополам, стыдливо роняю на него заветную "стошку" с зелененькой снежинкой на белом уголке - талисман. Время пошло.
Старая добрая "Машина времени"! Сколько раз вот в такие гнусные, промозг-лые дни ты меня выручала! "Марионетки", "Костер", "Я пью до дна", "Глупый скворец" - блоком, чтобы согреться снаружи и изнутри. Приоткрываю слегка глаза и ненавязчиво окидываю окружающее пространство коротким взглядом. На чехле несколько соток, двухсоток и даже одна тысяча. На полбулки хлеба и "Приму" уже заработала. Торговки недоумевают и перешептываются. Пора бы и привыкнуть за столько-то времени соседства. У интеллигентов на лицах светлая печаль, ностальгия. Эти готовы. Тот, что с перебитым носом, замер в сторожевой стойке суслика - давай, давай, помечтай, все равно жрать с тобой водку и петь тебе "за жисть" я не собираюсь. Омоновцы сгрудились у противоположной стены метрах в шести слева - ждут развития событии. Главное, не
дать никакого повода - заметут ни за что, могут и инструмент расколоть.
Ну, эти пока подождут. Вернусь-ка к своим бабулям. Очередной взгляд мельком - бабули утирают слезы, у интеллигентов остренькое понимание в глазах, на чехле - у-у-х... похоже, на сегодня я сыта. Спасибо, Янка! Смотри сверху, радуйся: стоят у стены напротив слушатели человек семь, потрясенные, недоверчиво мнут бумажки в руках. Первой решается школьница лет девяти, подходит и кладет на чехол - глаза огромные, темные, - бутерброд с сыром в пакетике... Стыдно, боже! Что делать - не знаю. Принципиально возвращаю детям деньги - им надо есть и расти, по киношкам бегать, кукол Барби покупать... Но такое... Тихо так ей: "Детеныш, бери бутерброд назад, в школу опоздаешь и с голоду на переменке помрешь, если будешь кому ни попадя свои завтраки скармливать!". Надулась, обиделась. Пальцем карман царапает. И вдруг - глаза в гла-за, голосенок звонкий: "Сегодня воскресенье, я не учусь. Гы голодная, тебе плохо, я тебя угостила. А ты прогоняешь. Это хо-рошо?". Ну, что ты будешь делать! Тут и остальные ломанулись, говорят взахлеб, деньги пихают в руку... Женщина особенно запомнилась однa - лицо истощенное, глаза выцветшие, суете в ладонь помятую сотню: "Ты уж, доченька, и за нас помолись...", и глаза утирает ладонью сухонькой. Отошли. Не уходят. Ждут. Да хрен с этими деньгами! Ведь верят, что болею за них, что ночей не сплю, а я... что я могу?.. Твою мать! Ну, давайте, милые, вывернемся наизнанку, и я с вами за компанию. СашБаш. "Ванюша". Ком горячий внутри, кажется, кровь сквозь поры кожи брызжет фонтанчиками... Внушительный толчок в плечо... Ресницы разлепила - глаза мокрые, видно хреново - так и есть! ОМОН. Дооралась. Допрыгалась.
Ярко-алый бутон розы на бесконечно длинном и тонком стебле, упругий, в ослепительных каплях осенней сырости. Хрупкое, гордое чудо...
Полуреальный - это не значит, что то, что написано - придумано. Это значит, что в этот день я слишком много внимания уделяла одним мелочам и опускала что-то другое (может быть, важное) в силу вышеприведенной причины (день рождения). Это был классный день, обычно бывает гораздо хуже, беспросветнее, безысходнее. Грязная работа не для слабонервных.
P.S.: "Атеисты седьмого дня" были на Сашкины полгода напечатаны в местной информационно-новостной газетке Проспект, стараниями работавшей там Сани Рубинштейн.
Юра Kибиров
|