hippy.ru

 

22.12.2007 Вечер, посвящённый Вене Д`ркину (Астрахань)

 

 

 

   >>

Жизнь и смерть незамеченного российского рок-гения

Источник:novayagazeta.ru

Веня Д'ркин был Поэтом, Артистом и Сказочником. С трех больших букв. Многое о нем говорят в народе. Попробуем же и мы рассказать сказку про Дыра. Одну из возможных сказок – с маленькой буквы. А время торжественных од, дай-то Бог, никогда не наступит – Веня был бы этим недоволен...

Наш третий после Башлачева и Янки настоящий гений в рок-музыке прозвище имел какое-то до жути несерьезное – Веня Д'ркин. Позаимствованный у французов апостроф, применявшийся Веней для огласовки фонемы (дыр), только прибавлял к этой несерьезности особый утонченно-раздолбайский аромат.

Да и весь «творческий путь» Вени – в миру и «согласно паспорта» Александра Литвинова – словно бы специально проходил вдалеке от столбовых дорог постсоветского рока. Один из двух лучших концертов «Д'ркин Бэнда» (и одновременно в истории отечественной рок-музыки) записан был не ахти как, а второй не записан вовсе. Единственный настоящий студийный альбом («Все будет хорошо!») самим автором был признан совершенно неудачным. Никаких радиоротаций и видеоклипов – только любительские записи любительской камерой на чьих-то квартирах. Ни одной прижизненной пластинки. Зато были – и есть – песни, которые медленно, но верно начинает узнавать и петь – по фестивалям и подъездам – вся страна.

Что в тебе такого, Венечка?

В эпоху постмодернизма довольно трудно говорить о чистоте музыкальных стилей, о взаимовлиянии, о следовании традициям, о новаторстве в конце концов. Постмодернизм – это царство тотального «дежа вю»: все мы все это где-то уже слышали.

Хорошо смазанная машина по производству «шоу-гениев» в этой ситуации в принципе не может давать сбоев. Но самое удивительное, что гении подлинные нет-нет да и рождаются на белый свет, незаметно ходят в школу, в армию и в институт, а потом вдруг расцветают рядом с нами во всю мощь своей зрелой, монументальной и труднопередаваемой на письме гениальности.

Как автора слов и исполнителя Д'ркина хочется сравнить только с Владимиром Семеновичем Высоцким (хотя присутствующие в творчестве Дыра пародии на «шесть альбомов ГО и пять альбомов БГ» дают невнимательным лицам основания для других, честно скажу, неверных сравнений), но лишь в том смысле, что, как и Высоцкий, Дыр есть подлинный певец народной жизни — образная система его стихотворного наследия хоть и ждет еще своих кандидатов и докторов филологических наук, ложится на сознание русскоязычного постсоветского человека сразу и целиком, накрывая его словно теплыми ладонями в дождь.

Сила же Д'ркина как автора и исполнителя музыки состоит в том, что он, похоже, унаследовал почти все основные музыкальные традиции бывшей одной шестой суши. Именно унаследовал – не «стырил», не «интерпретировал» и даже не «творчески преобразил». Вот взять и включить где-нибудь посреди диска «Апекс» – лучшую концертную запись Вени с бэндом (Воронеж, 97-й) – чистой воды провинциальный цыганский оркестр. Ан глядишь – оркестрик-то уже и еврейский. Еще несколько минут – и Дыровы «лабухи» играют рок-н-ролл. И все это – с прорывами русско-украинской степной тоски и разудало-советского покровительственно-широкого веселья. А если добавить сюда спетый в «как бы бардовской» традиции «Крышкин дом» (акустика, 96-й год, осень) или «Запись для дяди Коли» (весна 97-го), сочетающий рок с элементами рэпа и русского народного воя с «симфонической» скрипкой Вероники Беляевой...

Как это было вживую, можно теперь только гадать (я и сам не видел, не слышал). Но очевидно одно – кто бы ни пел теперь Дыровы песни, так здорово, как у него самого, все равно не выйдет. Даже у Тамарки Кожекиной, девушки с нерядовыми вокальными и артистическими данными, получается хоть и очень хорошо, да не так. Превзойти себя мог бы только сам Дыр. Но Дыру теперь не до того, он сейчас на небесах, с ангелами разговаривает.

...Когда Дыр приехал покорять Москву осенью 96-го, он тут просто ни до кого не дозвонился. Было в записной книжке несколько верных «вписочных» телефонов, но к трубкам как назло никто не подходил. Долго ли, коротко ли – дело к ночи. Веня решил на вокзале не ночевать. Он решил ночевать в поезде. Взял билет и поехал в Питер. В Питере весь день гулял, оттуда же дозвонился-таки в Москву и следующей ночью снова мирно покачивался вдоль самой прямой железной дороги в России. Дорога же к успеху оказалась отнюдь не прямой. Вернее, дороги-то, почитай, никакой и не вышло. В столице ждал Веню тупик.

Распад обычных человеческих коммуникаций, происшедший в бывшем СССР, ударил Дыра больнее некуда – насмерть. Песни Александр Литвинов – тогда еще не Д'ркин, а Дрантя – начал писать при жизни СССР и советского рока, но в полную силу вошел позже, в купонно-ваучерно-МММутные времена безвременья, когда не то что рок-музыка — сама жизнь человеческая, казалось, потеряла свою ценность. Но что же было делать с талантом, проклюнувшимся не ко времени? Дрантя принялся его расточать почем зря.

В 94-м он отправился на «Оскольскую лиру» – жанровый фестиваль на стыке рока и бардовской песни, проходящий на природе в г. Старый Оскол. Молодой автор Саша Литвинов хотел подшутить над приятелем, носившим прозвище Дыркин, и записался в очередь на концерт под его именем. Когда же из динамиков разнеслось: «Выступает Вениамин Дыркин из Максютовки!!!» – отступать было уже поздно, надо было выходить и петь. Саша – нет, теперь уже Веня, – спел так, что «убрал» на фестивале всех; торжествующее: «Дыркина слышали?!» понеслось по палаткам, а потом и по прилегающим областям России и Украины. Литвинов не Литвинов – поздно было пить «Боржоми»... Д'ркин, что называется, проснулся знаменитым. В узких кругах песенного андерграунда.

Собственно, какую-такую «путевку в жизнь» мог дать в 94-м рок-бардовский фестиваль? К каким-таким широким массам лицом поворотить? Ну разве что пополнилась записная книжка телефонами поэтов в городах средней полосы. «Лира-95» ситуацию изменила несильно. И начал Веня кочевать. В 96-м докочевал до Москвы. А в Москве – тупик.

В Москве Веня сыграл в паре-тройке сборных концертов в Театре песни «Перекресток» (полный зал тут – это человек 40, от силы – 50). Виктор Луферов, известный на всю страну бард и основатель «Перекрестка», оценил Веню, позволил жить при театре. Но большего не мог. Не имел ни связей в «шоу-биз»-сфере, ни желания туда проникать, ни особых контактов с рок-тусовкой, для которой Веня был куда более своим и по звучанию, и по подаче.

Я вот все думаю: в 96-м уже снова работал в Москве клуб «Форпост», давний оплот подлинного, некоммерческого рока, и попадись Д'ркин на глаза Алексею Яковлеву... Фестивали, концерты, пластинки... Нет, ничего этого тогда не было. Дыр записал при оргподдержке Луферова акустический, текстами и интонацией взмывающий до высокого трагизма, сборник «Крышкин дом», не получивший тогда большого хождения, перекантовался еще несколько месяцев в Первопрестольной да и повалил обратно, на юга. Родом, кстати сказать, Дыр был не из Максютовки, а из города Свердловска Луганской области. То бишь был гражданином Украины (это потом создаст какие-то проблемы в московской больнице).

Все последующие визиты Д'ркина в Москву уместнее было бы назвать наскоками. Приехал, поговорил с парой людей, провисел пару дней, концерта нигде не сыграл, уехал. А по Москве, по «правильным» рукам, уже ходили кассеты, уже была первая, пока «подпольная» слава, но Дыр протусовался мимо всего этого, как будто это была не его слава, а чья-то еще. Любви и человеческого тепла ему хватало в Воронеже, Белгороде, Старом Осколе. А что могла дать художнику Москва? В Москву Дыр уже, видно, не верил. Придыхание «он – гений» порхало над столицей совершенно отдельно от бренного тела Александра Литвинова. От слишком бренного тела.

Весь идиотизм нашей московской неповоротливости, нашего сытого барства (даже если речь идет об «аскающих» у метро нищеватых неформалах) в данном случае состоял в том, что Веня в тот момент уже был серьезно болен. Болен редкой формой рака. Сказывают, что еще в Советской армии, в дождик, заночевал он как-то под охраняемым вагоном. А в вагоне было нечто радиоактивное...

Так или иначе, Москва вспомнила про Дыра слишком поздно – весной 99-го, после полутора десятков химиотерапий. И бросилась спасать. Без дураков, очень многие люди сделали все, что могли. Собрали кучу денег. Устроили в лучшую в стране больницу. Пробились с криком о помощи на телевидение, в программу «Взгляд». К постели Дыра приходила известная всем певица Валерия, предлагала контракт, студию, деньги. Только было уже поздно. Человек угасал.

Валерию друзья Дыра худым словом не поминают. Она и ее муж продюсер Александр Шульгин рук умирающему гению не выкручивали, к родственникам не подкапывались. Дыр никаких бумаг не подписал, хотя контракт внимательно выслушал (Валерия читала ему вслух). Сказывают, ответил: «Что еще может дать Москва художнику, кроме...».* Дальше непечатно.

Когда врачи сделали все (и все без пользы), они сдали Дыра на руки друзьям, жене Полине и матери Майе Степановне. Сказали: помрет через день-два. Веню отвезли на лоно природы, в подмосковный Королев. Он продержался еще девять дней, до 21 августа, будто космонавт на задании. Здесь, на родине отечественной космонавтики, в окружении близких людей, в возрасте 29 лет и умер Александр Литвинов, человек космического таланта и космического невезения. Сказал Полине, процитировав одну из своих песен: «Ну, я пошел...». И... пошел. Тут – все вспоминают – как раз случился порыв ветра. А так погода была тихая, ангельская.

Хоронить Веню повезли домой, на Украину. Когда открыли цинковый гроб – внутри были мощи...

И тут началось: фестивали, концерты, пластинки...

Влад ТУПИКИН

«НОВАЯ ГАЗЕТА» № 41 от 10 июня 2002 г.

© АНО РИД «НОВАЯ ГАЗЕТ.

http://muslib.ru/band_4982/