The Last of The Hippies – An Hysterical Romance
By Penny Rimbaud / Crass
1982
(1-я часть. перев. с англ.)

http://russia.indymedia.org/newswire/display/5775/index.php

«Отсутствие ответа – уже ответ»
Восточная поговорка

Третьего сентября 1975 года, Фил Расселл (Phil Russell), он же Волли Хоуп (Wally Hope), захлебнулся собственной рвотой: черничный пирог, ванильный соус, желчь намертво засели у него в горле. Черника, ванильный соус, желчь вытекали из его задыхающегося рта на изящные узоры орнаментального ковра.
Он умер испуганным, слабым и усталым; но пол-года до этого он был полным решимости, счастливым и совершенно здоровым человеком. Медицинским службам ее Величества понадобилось всего шесть месяцев, чтобы превратить Фила в покрытый рвотой труп.

«В первом сне, который я помню, я держу за руку старого человека и мы смотрим на прекрасную и тихую долину – внезапно мы видим лиса, за которым гонятся собаки и всадники в красных плащах. Старик указывает на долину и говорит – «Твой путь, мой сын, ведет сюда». Вскоре я выяснил, что я – это лис».
Фил Расселл, 1974

Для нас смерть Фила обозначила конец эпохи. Вместе с ним умерла последняя капля доверия, которое мы, по наивности, испытывали к «системе», последняя толика надежды на то, что если мы будем жить достойной жизнью, основанной на уважении, а не на злоупотреблении, то власть последует нашему примеру. Конечно, это было мечтой, но ведь действительность состоит из тысячи мечтаний прошлого, неужели наше желание прибавить нашу мечту к будущему было так глупо?

*

Сила протеста исощилась, но сила рок-н-ролла оказалась более стойкой. К середине 60-х миром правил рок-н-ролл. Молодежь обрела свой голос и требовала права быть услышанными.
В этом голосе особенно выделялся тот, который обещал новый мир, новые краски, новые измерения, новое время и новое пространство. Карма на блюдечке, и все это с помощью одной капсулы ЛСД.
«Вот мой совет современному человечеству: Если вы серьезно относитесь к игре жизни, если вы серьезно относитесь к вашей нервной системе, к органам восприятия, к энергетическому процессу, вы должны подключиться, настроиться и выпасть (turn on, tune in, drop out)».
Кислотный пророк, Тимоти Лиари (Timothy Leary).

Общество было в шоке, родители в ужасе смотрели, как их чада «кислотятся» на узорные ковры. Почти ежедневно в прессе появлялись сообщения о том, что ЛСД вызывает всевозможные беды - от изжоги до полного разрушения цивилизованного общества. Социологи придумали понятие «разрыв поколений» (generation gap), а когда длинноволосые показывали им два пальца, они думали, это знак мира, хотя на самом деле это означало «идите нахуй». СМИ предствляли дело так, что в сером углу у нас «нормальное общество», а в радужном – sex’n’drug’n’rock’b’roll. Растущие легионы поклонников рока выбрали для себя символ CND (Campaign for Nuclear Disarmament), и идеи любви и мира распространялись как лесной пожар по всему миру. СМИ, нуждаясь в этикетке, чтобы обуздать любое движение, грозящее выйти из-под контроля системы, стали назвать это явление «хиппи»; и система, у которой СМИ являются главным инструментом в борьбе с переменами, приступила к очевидной, но тем не менее эффективной дискредитации новой мечты.

*

К концу шестидесятых обывательское общество почувствовало, что новые идеи молодежи ему угрожают; оно не хотело, чтобы серые города раскрашивали во все цвета радуги; психоделическая революция становилась реальностью, и должна была прекратиться.
Были запрещены книги, закрывались книжные магазины. Из бюро и социальных центров изчезали документы, которые несомненно вводились в компьютеры полиции. Под официальным давлением закрывались альтернативные газеты и журналы, в некоторых галереях и кинотеатрах были конфискованы все картины. Художников, писателей, музыкантов и бесчисленных неизвестных хиппи судили по сфабрикованным обвинениям в хулиганстве, хранении наркотиков, во всем что угодно, лишь бы заглушить их голос; но это им не удавалось, ведь то, о чем идет речь, имело слишком большое значение.
С усилением угнетения полицейские из мирных «бобби» превратились в презираемых «piggy» («свиньи»). Поколению миротворцев объявили войну, но любовь не собиралась сдаваться без боя.

*

«Мы – поколение цинизма. Самые угнетенные люди в этой стране – не чернокожие, не бедные, а представители среднего класса. У них нет ничего, против чего восставать и бороться. Нам надо изобрести новые законы, чтобы их нарушить. ... Первая часть программы йиппи - убить своих родителей.. .. до тех пор, пока вы не будете готовы убить своих родителей, вы не готовы изменить эту страну. Наши родители – наши главные угнетатели».
Джерри Рубин (Jerry Rubin), лидер йиппи (милитантных хиппи), на выступлении в университете Kent State University, США.

Не прошло и месяца после выступления Рубина, как в университете воцарил хаос. Студенты, в большинстве белые представители среднего класса, проявляли свое несогласие с тем, как управляется их университет и страна, проводили бесчисленные митинги и сожгли часть университета. Для их усмирения власти задействовали войска, которые восстановили «порядок» по-своему, застрелив четырех студентов.

«Когда стрельба прекратилась, я услышал крики, повернулся и увидел парня, который держал голову девушки на коленях. Парень был в истерике, он плакал, кричал, орал: «Ебаные свиньи, они тебя застрелили».
Студент Кентского университета

Система их опередила. Рубин не учел, хотя должен был знать из истории, что родители окажутся готовы убить своих детей, но не принять перемены.

«Мать: Любого, кто ходит по улицам нашего города с длинными волосами и в грязой одежде или босиком, следует застрелить.
Вопрос: Длинные волосы – достаточный повод, чтобы застрелить человека?
Мать: Да. Нашу нацию надо очистить, и начинать надо с длинноволосых.
Вопрос: Вы позволили бы застрелить вашего сына только за то, что он ходит босиком?
Мать: Да.»
Интервью с матерью одного из студентов после
расстрелов в Кенте.

Дни «власти цветов» прошли, на лугах паслись свиньи.

«Я горжусь, когда меня называют свиньей. Это символизирует достоинство, целостность и силу воли».
Рональд Рейган

К концу 60-х во всем западном мире «народ» опять вышел на улицы. Мечта превращалась в кошмар. Во Франции анархистские студенты чуть не свергли правительство; в Германии группа Баадер-Мейнхоф (Baader-Meinhof) мстила государству, которым правили состарившиеся нацисты; в Америке о мире спорили больше, чем о войне; в Северной Ирландии католики проводили демонстрации и требовали гражданских прав; в Англии студенты занимали университеты и колледжи, штурмовали посольства. Повсюду люди требовали права жить без страха, требовали мир без войны и свободу от власти, о которой они столько лет думали, что ее практически не существует. Система слишком долго не встречала в своем развитии никакого сопротивления. Однако среди самого народа сталкивались издавна противоречащие интересы анархизма и социализма.
Все же, несмотря на разногласия, движение, требующее перемен, набирало силу. Анархистов, социалистов, активистов, пацифистов, рабочий класс, средний класс, черных, белых – всех объединял по крайней мере один интерес, общее дело, универсальный фактор, примиряющий принцип – старый добрый рок-н-ролл.
В конце 60-х фестивали Вудсток в Америке и Гластонбери в Британии заложили традицию, которая стала частью нашего образа жизни – свободные фестивали (free – свободный, бесплатный). Свободная музыка, свободное пространство, свободные мнения – так, по крайней мере, гласит легенда.
Многие из столкновений между полицией и молодежным движением в 60-е – 70-е годы служили левым как политические платформы для выражения социального диссонанса, а не анархистских требований индивидумов, борящихся за право жить по-своему. Свободные фестивали, в противоположность митингам социалистов против угнетения, проходили как анархические праздники свободы и поставили власти перед новой проблемой – как можно запретить людям наслаждаться жизнью? Ответ был предсказуем – раздавить их.

Лондонский парк Windsor park – личный парк ее Величества, и когда хиппи решили, что это идеальное место для свободного фестиваля, королева была не в восторге. Первый фестиваль Windsor Free прошел сравнительно спокойно и власти не вмешивались. На следующий год незваных гостей королевы удалили с применением силы. В этом году между двумя фронтами, то голый, то в стертых джинсах и яркой футболке с единственной надписью «Hope» («надежда»), присутствовал некий Phil Russell. Он танцевал среди рядов полицейских и спрашивал их: «Какие же из вас джентельмены»? События в Виндзоре потрясли Фила: он ненавидел насилие и то, что он увидел, глубоко его расстроило. Любовь? Мир? Надежда? Вскоре после этого мы с ним познакомились.

Много лет мы оставляли двери нашего дома открытыми, у нас было это пространство, и нам казалось, что мы должны делиться. Нам хотелось создать место, где люди могли жить и работать вместе в творческой атмосфере, а не в душных семейных ячейках, в которых все мы выросли. Такой человек как Фил должен был неминуемо пересечься с нами.
Фил Хоуп был улыбчивым, загорелым хиппи воином. Его глаза были цвета неба, которое он так любил, его короткие волосы были цвета солнца, которое он боготворил. Он был горд и строен, самостоятелен и необуздан, задумчив и поэтичен. Его идеи являлись странной смесью мышления тех народов, которыми он восхищался и среди которых он жил. Танцующие арабы. Кипрские крестьяне. Благородные массаи. Молчаливые и печальные индейцы Америки, с которыми он чувствовал духовное родство.
Фил побывал во многих странах мира и везде встречал людей, которые думали так же, как он; но он всегда возвращался в Англию. Возможно, он, как и мы, чувствовал, что эффективные перемены могут быть достигнуты лишь в том месте, которое мы понимаем - дома.
Фил мог говорить без умолку. Половина из того, что он говорил, звучало вымыслом, половина – поэзией. Он обладал странным магическим даром. Однажды у нас в саду в начале лета, он создал снегопад, огромные снежинки приземлялись среди ромашек. В другой раз он покрыл небо радугами, это выглядело так, будто он разрезал радугу и подбросил ее в небо, оно покрылось узорами. Сегодня это кажется невероятным, но оба этих случая ярко отпечатались в моей памяти.
На нашей первой встрече он описал Windsor Free; до этого мы обычно избегали фестивалей и наше знание о них было весьма ограничено. Фил рассказал о прошлом и описал свои идеи на будущее. Его план сначала показался нам совершенно нелепым. Он хотел потребовать возвращения Stonehenge (места, которое он считал священным, но украденным правительством), и провести там свободный фестиваль для свободных людей, со свободной музыкой, для свободных людей со свободным сознанием - так, по-крайней мере, было задумано.

[...]
*

В семидесятых годах водились полные мечтаний хиппи, потерянные души, чьими поступками руководили не рассудок, а трава и кислота. Они были в основном занудами, постоянно описывали, как все «будет», таким же убеждающим тоном, как снег рассказывал бы о том, как он собирается провести следующее лето. Фил, несмотря на свои странные идеи, не был похож на них. Для него наркотики были не средством для «выпадения», а способом воссоединения с действительностью, полной красок и надежды, которую он активно вносил в мир повседневной серости и отчаяния. Он использовал наркотики осторожно и творчески, не для того, чтобы избежать действительности, но для разработки «методов освобождения».
Про нас нельзя сказать, что мы были настоящими хиппи. После обычных экспериментов мы отказались от использования наркотиков, потому что мы пришли к выводу, что они приводят мысли в беспорядок и мешают отношениям между нами, а не укрепляют их.
Мы открыли наш дом в то время, когда многие делали то же самое. Это так называемое «движение коммун» стало естественным результатом желания людей подобных нам построить наши жизни на основе сотрудничества, понимания и взаимопомощи. Разрозненное проживание является очевидной причиной нехватки жилья, проживание общинами – практическое решение этой проблемы. Если мы научимся делить наши дома, может быть мы научимся разделять наш мир, и это будет первым шагом на пути к здравомыслию.
Наш дом никогда не предназначался для «выпадения в осадок», мы хотели создать место, где люди могли «подключиться» и осознать, что если в их распоряжении есть время и пространство, они в состоянии создавать собственные цели, соображения и, самое важное, свою жизнь. Мы хотели создать такое место, где людям представилась бы возможность быть тем, чем система никогда не позволяла им быть – самим собою. Во многих отношениях мы больше склонялись к анархическим традициям, однако мы принимали идеи хиппи.
Мы разделяли отвращение Фила к «нормальному» обществу, в котором собственность ценится больше чем жизнь, в котором богатству оказывают больше уважения, чем мудрости. Мы поддерживали его мечту о будущем, в котором люди забрали бы от правительства то, что оно у них украло. Занятие пустующих домов (squatting) во многом опирается на эти идеи. Почему мы должны платить за то, что по праву наше? Кому принадлежит этот мир?
Так что, возможно, оккупация Stonehenge – не такая уж плохая идея.

*

Фил иногда приходил к нам, каждый раз полный новыми замыслами. Его энтузиазм был заразителен, и вскоре мы согласились помочь ему организовать первый фестиваль на Stonehenge, в день летнего солнцестояния 1974 года.

«И тогда король Артур произнес громогласно: «Вот те перед нами, кто убил наших предков, теперь мы наступаем... и когда мы их настигнем, я буду биться впереди вас»».
„Brut“, Layamon

К началу 74-го г. мы распечатали тысячи листовок и афиш для фестиваля, и Фил разослал сотни приглашений таким разным знаменитостям, как Папа Римский, герцог Эдинбурга, Битлз, стьюардесы компании British Airways и коммуна хиппи в Катманду. Разумеется, не многие из получивших приглашения им последовали, но Фил был рад уже тому, что явилась группа из нескольких сотен разношерстных хиппи.
Девять недель Фил Расселл и те, кто не боялся дождливой погоды, жили в палатках у древнего каменного монумента, под недоумевающими взглядами каменнолицых охранников.
Дым поднимался в ночном сыром воздухе, клубился вокруг серых камней. Костер освещал тех, кто сидел как капли радуги в скромном ландшафте, рассказывая истории о том, почему этот костер горит сегодня здесь, на нашей Земле.
«Наше поколение – это самое лучшее массовое движение в истории – мы экспериментируем со всем в наших поисках любви и мира. Знание, колеса, религия, жизнь, истина - даже если это приведет нас к смерти, все равно мы стараемся, все вместе.
Наш храм – это звук, наше оружие – это музыка, барабаны как гром, цимбалы как молнии, колонны электронных инструментов как звуковые боеголовки. У нас гитары вместо винтовок».
Фил Расселл, 1974

День за днем продолжался разговор о рок-н-ролльной революции, лил дождь, и хотя в этом году музыкальным сопровождением служил старенький кассетник, мы надеялись, что в следующем году фестиваль будет погромче.
Наконец министерство окр. среды, хранитель каменномордых охранников, прислало требование убираться с правительственной собственности. Обитатели палаточной крепости договорились, что в случае вмешательства властей все будут отзываться лишь на имя Волли - это имя стало пресловутым после того, как собака по имени Волли потерялась на фестивале на острове Isle of Wright, и ее долго искали. Смехотворные судебные повестки на имена Фил Волли, Крис Волли, Сид Волли и т.д. послужили оформлением абсурдного судебного процесса, последовавшего в Верховном суде в Лондоне.

Правительственные расследования часто используются для того, чтобы заставить общественность поверить, что принимаются какие-то меры в тех случаях, когда систему застают с поличным при превышении своих полномочий. Эти символические жесты позволяют властям совершать преступления против своего населения без страха быть наказанными. Эта тактика применялась в случаях военных и полицейских нарушений в Белфасте, Брикстоне и др., в случаях нанесения вреда окружающей среде, таких как утечка радиоактивного материала с атомной электростанции Виндскейл в Кумбрии; в деле об обязывающих ордерах на покупку, т. е. официального воровства земли для скоростных дорог, аэропортов и АЭС, все это больше похоже на планы на случай атомной войны, чем на улучшение условий жизни населения своей страны; других «ошибок», таких как коррупция среди правительственных чиновников, жестокое обращение с заключенными в тюрьмах и психбольницах, насилие со стороны учителей в школах, короче – во всех случаях, когда правительство нуждается в прикрытии своих действий.
Члены правительства отдают себе полный отчет в том, что они и те структуры, которые они наделили властью, ежедневно совершают преступления против общественности, и все же, если та же общественность, в страхе за свое благополучие, их не разоблачает, ничего не происходит.
В тех случаях, когда общественность узнает о непростимом поведении представителей власти, правительство устраивает собственные «расследования». И на этом легковерное, молчаливое, мрачномыслящее большинство успокаивается и уже довольно тем, что «справедливость восторжествовала». Однако грубая истина состоит в том, что правительство ничего не предпринимает, кроме распечатывания нескольких меморандумов, которые все равно никто не читает и на которые никто не обращает внимания. А в это время официальные преступления продолжаются беспрепятственно.

Газеты были в восторге от процесса и поэтому, за неимением никаких подходяще отталкивающих убийств, изнасилований, войн или «природных» катастроф, в эту неделю группа людей с именем Волли и их лидер Фил Волли Хоуп быстро превратились в «одноразовых» звезд. Ухмылки героев ежедневно украшали страницы газет, они складывали пальцы в знак мира и проповедовали власть любви рядом с фотографиями голых мисок – старое послание в новом оформлении.

После зачтения приговора, в котором все Волли признавались виновными и им предписывалось немедленно убраться с камней, торжествующий Фил вышел из зала и прокричал столпившимся в фойе журналистам: «Мы победили, мы победили. Нас все любят, мы победили». В эти дни все если и не любили Фила, то были по крайней мере совершенно сбиты с толку таким заявлением. Еще пару дней газеты с фотографиями Волли продавались нарасхват. Они действительно в некотором смысле победили, был сделан шаг вперед, ведь всегда наступает следующий год, и так родилась традиция. В чем-то они победили, но система не любит, когда ее выставляют дурой; фестиваль теперь стал одним из немногих ежегодных свободных фестивалей. В этом они победили, но Волли Хоуп удалось вонзить шип в тело системы и система не собиралась позволить этому повториться.
После Stonehenge отступающие Волли отправились на фестиваль в парке Windsor. В этом году на него собралось невиданое до этого число людей. Десятки тысяч человек собрались, чтоб подпортить настроение ее Королевскому Величеству, и она, со своей стороны, ожидала их в виде огромного полицейского наряда. С самого начала между этими двумя группами возникло напряжение, а рано утром полиция набросилась на спящих фестивальщиков. Сотни людей были ранены, когда полиция без разбора избивала всех, кто не успевал убраться с их дороги. Людей вытаскивали из палаток, чтобы угостить завтраком из сапога и брани. Протестующих хиппи заталкивали в «воронки», где их оскорбляли, запугивали, избивали и предъявляли обвинение.
СМИ пришли в наигранный ужас, а правительство назначило очередное «расследование», но от этого положение сотен раненых не улучшилось.

*

С Виндзорского фестиваля Волли вернулся в синяках и в депрессии. В этот раз он опять танцевал между синими униформами в тщетной попытке снять напряжение своим юмором и любовью - его избили за эти старания.
«Я видел, как полицейские затаскивали в машину юношу, избивая его по дороге; я видел, как беременную женщину ударили в живот, а подростка – в лицо. Повсюду полицейские избивали людей дубинками. Я увидел, как полицейский выбил женщине зубы, я подошел к нему, спросил зачем он это сделал, он велел мне убираться, или мне тоже достанется. И правда, скоро и мне досталось».
Волли Хоуп, после фестиваля

Постепенно мы усваивали наши уроки. Свиньи на лугах положили конец власти цветов. Чиновники, представители наших родителей, оказались нашими главными угнетателями.

«Куда же изчезли многолюдные племена нашего народа? Они растаяли перед жадностью и гнетом белого человека, как снег под летним солнцем».
Индейский вождь
Кажется, что ничто не меняется. Нам следовало это знать. Постепенно мы учились.

Зимой этого года Волли начал подготовку ко второму фестивалю на Stonehenge – листовки, афиши, приглашения. На этот раз ему на руку играл сомнительный успех прошлого года. В андеграунде все известия быстро разносятся, и люди уже строили планы насчет того, как лучше огранизовать следующий фестиваль.
В первые два месяца 1975-го г. мы раздавали листовки в Лондоне и его окресностях. Одетый в свою «походную форму» - причудливое сочетание арабской военной формы и шотландской клеточки, сидящий за рулем своего автомобиля всех цветов радуги, на котором громоздилась большая палатка-типи, Фил ярко выделялся на окружающем сером фоне; его не могли не заметить те, кто был бесцветнее его и по внешности, и по мыслям. В мае, когда все возможное для подготовки фестиваля было сделано, Фил отправился в Корнвол, он хотел провести остающееся время в своем типи в горах Уэллса. День его отъезда выдался необычайно жарким; мы сидели в саду и пили чай, когда Волли, поклоняющийся золотому солнцу, исполнил для нас бурную серенаду на своих азиатских барабанах. Он был здоров, счастлив, и уверен, что выиграет и на этот раз.
Когда радужная машина была уже далеко, Волли высунулся из окна и что-то громко прокричал, что-то среднее между «мир и свобода» и индейским военным кличем, его слова унес ветер.

Когда мы вновь увидели Волли около месяца спустя, он сильно похудел, его лицо было бледно и одуловато, он был нервен, болезненен и почти не мог разговаривать. Он сидел, свесив голову на грудь, иногда проводя языком по губам, как будто в поисках лица, которое когда-то здесь находилось. Его глубоко запавшие глаза были полны слез. Его руки постоянно дрожали, как у старика в холодный зимний день. Теперь он был не в состоянии выносить прямой солнечный свет. Он то и дело измученно и непризвольно оглядывал сад и стены. Иногда мы провожали его взгляд и встречались со зловещими глазами, наблюдающими за нами через квадраты безупречно подстриженных зеленых лужаек. Волли Хоуп был заключен в одну из психиатрических клиник ее Величества; и королева определяла его будущее. На этот раз он проигрывал.

Несколько дней после того, как Фил нас покинул, его арестовали за хранение трех капсул кислоты. В дом, где он остановился на ночь, под предлогом поиска дезертира ворвалась полиция. Совершенно случайно во время рейда полиции вздумалось проверить карманы куртки Волли. Они, естественно, не заметили разноцветной машины во дворе, они конечно же не знали, что владелец куртки – это тот смеющийся хиппанутый анархист, который год назад выставил суд на посмешище, ни того, что он тот же эксцентрик, который пару дней назад раздавал на улицах Лондона приглашения на второй Stonehenge. Такие вещи полиция не замечает, их дело, в конце концов, ловить несуществующих дезертиров.
Обычно подобные правонарушения наказываются выговором и штрафом, однако Фила отказались отпустить под залог и оставили в заключении. Ему было отказано в телефоне и письменных принадлежностях, поэтому он не мог сообщить друзьям о происшедшем. Те люди, в чьем доме он был арестован, не предприняли никакой попытки помочь ему, возможно из страха перед наказанием. Он был один и безнадежно неподготовлен к тому, что должно было с ним случиться.
Через несколько дней в тюрьме он явился на построение в пижаме и заявил, что у него аллергия на арестантскую форму. Вместо того, чтобы решить проблему разрешив ему носить собственную одежду, начальник тюрьмы, явный эксперт в медицине, отправил его к тюремному доктору, который, в своей бесконечной мудрости, быстро определил его проблему как «шизофрения».

«Если они называют тебя параноиком, это еще не значит, что они тебя не окружают».
Фольклор хиппи
.....